Название:
Здравствуй, школаДобавлен:
01.11.2022 в 06:53Категории:
18 лет Зрелые Наблюдатели Романтика
документов не было. Никаких. Как назвала себя и как года объявила, так ее и записали: Евангелина Леопольдовна Краевская, инопланетянка. Правда, в паспорте мы указали другую национальность: полячка. Подозреваю, у нее было несчастливое детство, и она малость ту-ту.
— Невесело у вас, – заметил я. – У одной несчастливое детство, у другой – семейные неурядицы, у третьей – муж пил.
— Так в монастырь с радости не идут. Там у каждой свое тайное горе-несчастие.
Вошел Стружкин, глазами нашел меня и, пробравшись между рядами стульев, шепнул мне на ухо: «После этой вакханалии приглашаю всех на новоселье».
— На чье?
— На твое. Забыл?
— А кого приглашать?
— Кого хочешь. Это же твое новоселье, парень!
— Вы – молодец, товарищ Стружкин!
— А как же! На том стоим! После танцев прошу в автобус.
— Пошли в буфет, отметим?
— Мне нельзя, я за рулем. И вообще, в завязке.
Я действительно забыл о новоселье, за концертом забыл, за обменом Лиды на деньги, за прочей суетой и мерзостью бытия, а тут, в общем-то, свет в темном царстве и в конце тоннеля.
После караоке-концерта все ломанулись в буфет, но Егор и Лида все как-то неловко свернули, отнеся выпивку и закусь в автобус. Народ разочарованно потанцевал и начал расходиться. Я стоял у выхода из актового зала и тихо приглашал симпатичных мне людей в автобус, а несимпатичных не приглашал. Ада вышла последней. Она обесточивала зал и гасила свет.
— В автобус? – спросила Ада, вопросительно подняв левую бровь.
— В автобус, – кивнул я утвердительно и поднял обе брови.
В автобусе ПАЗ северного исполнения было тепло и весело, играла музыка, и по ногам гулял горячий, прямо самум какой-то, воздух. Стружкин сидел за стеклянной перегородкой, рулил и иногда махал свободной рукой в такт музыке.
— А снег, а снег, а снег идет! – пела Кристалинская. – И все вокруг чего-то ждет!
Я обозрел тускло освещенный салон, нашел глазами матушку-игуменью. Она сидела рядом с Феодорой, та смотрела в окно, а матушка на меня. Я махнул ей, она – мне: иди, мол, сюда! Едва я, цепляясь за поручни, подошел, она встала и ушла назад, где лежали ящики и коробки со снедью и напитками.
Я сел рядом с Феодорой и сказал:
— Здравствуйте, добрый вечер. Вы хорошо пели сегодня, сестра.
Она повернулась, стала смотреть вдоль салона на кабину со Стружкиным.
— Давно, давно прошли те времена, когда дышала наша юность, – сказала Феодора. – Все реже вспоминается она, все чаще видится угрюмая безлунность.
— Ахматова? – попытался угадать я. – Цветаева?
— Евангелина Краевская, то есть я. Дальше не помню. А Вы пишите стихи? Вы должны писать стихи! – сказала Феодора, все еще не глядя на меня.
Я вздохнул и прочел по памяти:
Большая Белая Луна восходит медленно над садом.
К Луне стою спиною (задом), траву от света заслоня,
И тень косится на меня, и тащится послушно рядом.
Трава, поникшая к земле, под тяжестью росы студеной...
Измучен жаром полуденным, стоит цветок, цветущий днем,
И капли росные на нем мне кажутся венцом коронным.
Окину взглядом луг, кусты – все кажется бесценным кладом,
Но сыплются алмазным градом, едва рукой коснешься ты
Частицы дивной красоты залитого Луною сада.
Но только спрячется Луна за тучкой легкой, внеземною,
(Все управляется Луною), и сказка кончиться должна,
Пока красавица одна на небе не заблещет снова,
Мерцаньем звезд окружена.
И продолжается игра с заката, с ночи – до утра...
— Неплохо, образно, – сказала Феодора. – Луна, роса, звезды... романтика!
И как Вы это помните. Я ничего не помню, словно прежней жизни не было, только монастырь.
— Оку переезжаем! – радостно крикнул в микрофон Стружкин. – Лед уже стал. Всем смотреть!
—
Эротические и порно рассказы на 3iks
Пётр Кирилович - снохач 